Оборотни тоже смертны  - Алексей Щербаков

– Да уж. Не только мы учимся, к сожалению. Раньше фрицы вели себя попроще… – задумчиво протянул Мельников.

Октябрь 1941 года (за год и три месяца до описываемых событий), где-то под Копылем

В те времена отряд Аганбекова насчитывал человек тридцать. Ни о каких партизанских соединениях, а уж тем более о целых партизанских краях, речь не шла. Оружия было много – наши при отступлении побросали его не на один отряд. С патронами было куда хуже – поэтому партизаны при первой возможности меняли свои винтовки и автоматы на немецкие. Патроны для последних можно брать у убитых. А для наших – откуда взять? Что же касается взрывчатки, то ее не было вообще. Не говоря уж о связи с Большой землей. Никто не знал, что происходит на фронте, стоит ли еще Москва. Утешало лишь то, что по железным дорогам на восток шли и шли немецкие эшелоны. А значит – война продолжалась.

Впрочем, Аганбеков и в самом деле был из тех людей, которые в любом случае бились бы до последнего патрона. Иной вариант, похоже, ему просто-напросто не приходил в голову. Сражались как могли. Подбивали немецкие машины, нападали на деревни и украшали телеграфные столбы полицаями, которые не успели убежать. Иногда жгли немецкие склады. В общем, по нынешнем меркам – детские забавы.

Что же касается немцев, то до некоторого времени они вообще не обращали на партизан особого внимания. Видимо, полагали, что успеют разобраться с ними после окончания своего блицкрига. Но блицкриг затягивался, а партизанских отрядов становилось все больше. И они начинали нервировать немецкое тыловое начальство. Правда, как потом уж узнали, долгое время немцы всерьез считали партизан простыми бандитами. А с бандитами трудно ли бороться? Надо послать отряд посильнее – и все разбегутся.

…В начале октября отряд Аганбекова, разжившись по случаю взрывчаткой, произвел налет на железнодорожную станцию. Охрана у немцев тогда была поставлена из рук вон плохо. Станцию охраняла какая-то тыловая часть последнего разбора плюс некоторое количество «шумов». Вся эта публика совершенно не ожидала, что в глубоком тылу на них может кто-то напасть. Как потом оказалось, у них и патронов-то почти не было – по паре обойм на человека. Когда же партизаны ринулись в атаку, из двух немецких пулеметов один заклинило, а другой немцы попросту бросили. В общем, «казахи» не столько сражались, сколько гоняли фрицев и «шумов» по путям. После чего взяли из стоящих на станции составов все, что надо, взорвали остальное и уничтожили, что смогли, из станционного оборудования.

Немецкое начальство решило, что это уже чересчур. Против отряда бросили охранный батальон, который выпер партизан из насиженного лагеря и стал бодро гонять по лесам. В конце концов отряд оказался на островке, поросшем соснами и кустарником. Тот был расположен на обширном торфянике – плоском пространстве, покрытом водой, поросшем жидкими камышами и чем-то вроде них. У фрицев были разные способы уничтожить партизан, но они выбрали самый простой и дубовый. Для начала постреляли по острову из минометов. Толку от этого было как с козла молока. Островок был достаточно большой, а мин у немцев, видимо, с собой было немного. Затем примерно с роту немцев пошло из леса в атаку прямо по болоту.

Сергей запомнил этот бой навсегда. Идти немцам надо было метров триста, по пояс в вязкой жиже. Они упорно лезли через торфяник, быстро передвигаться по которому просто невозможно. Из леса немцев прикрывали пулеметы, но стреляли они вслепую: партизаны били из чащи леса и часто меняли позиции.

– Береги патроны! Тщательно целься! Никуда они с этого болота не денутся! – приказал командир.

Это был даже не бой, а учебные стрельбы. Бахали винтовочные выстрелы, «дегтярев» и «максим» плевались короткими очередями. И фигуры в серо-зеленых мундирах одна за другой скрывались в черной жиже. До островка дошло человек десять немцев, чтобы найти свою смерть на суше… Пару пленных все-таки взяли. Как оказалось, это были люди из «999-го батальона». Немецкие штрафники. От пленных разило водкой так, что хотелось закусить. По их словам, начальство отдало приказ – уничтожить бандитов во что бы то ни стало. А гауптману казалось, что, увидев наступающих солдат, бандиты то ли сразу сдадутся, то ли со страху утопятся в болоте… О том, что им будут всерьез сопротивляться, никто из немцев даже не думал. Да уж, с тех пор фрицы кое-чему научились…

Впрочем, как стало известно уже потом, большинство наскоро сформированных в начале войны партизанских отрядов немцы все же дожали и уничтожили. Строго по закону Дарвина. Выжили те, кто сумел приспособиться к условиям лесной войны. Такие, как отряд Аганбекова.

23 мая, партизанский штаб

Сергею Мельникову приходилось видеть разных пленных. В начале войны были и такие, которые полагали, что их сейчас с извинениями отпустят. К примеру, один майор совершенно искренне предлагал: выходите вместе со мной к ближайшей немецкой части, я вам гарантирую жизнь и хорошее обращение. Некоторые вообще не понимали, что с ними приключилось. Как это так: в глубоком тылу непобедимой немецкой армии они вдруг оказались пленными? Потом времена изменились. Фрицы кое-что узнали о нравах и традициях партизан. Чаще всего пленные либо откровенно трусили, либо, наоборот, демонстрировали полную покорность судьбе. Дескать, все равно убьют, так давайте быстрее… Некоторые, особо смелые или убежденные в светлых идеях национал-социализма, по этой же причине куражились. Мол, все равно знамя со свастикой будет реять над Москвой, а вас, жидов и комиссаров, развешают на фонарях.

А вот этот, захваченный Мельниковым в бою у брода, поразил. Сергей выполнял роль переводчика. Сухих, хоть и владел немецким, но по его же словам, приобретено было это знание «на медные деньги», уже во время войны, на каких-то там курсах.

Пленный был высоким, ростом с Мельникова, плечистым голубоглазым блондином. В общем, истинный ариец. Войдя, как это положено у немцев по уставу, щелкнул каблуками:

– Господин обер-лейтенант, пленный Олаф Нильсен явился.

Сухих кивнул ему на чурбак, выполняющий роль стула.

– Ваше должность и звание?

– Штурмфюрер[35], командир отряда D группы «Вервольф», который вы так удачно разбили.

– Товарищ старший лейтенант, у него какой-то странный акцент, я такого никогда не слышал, – доложил Мельников, переведя ответ пленного.

– Вы не немец? – спросил Сухих.

– Никак нет. Я швед.

Особист поглядел на пленного с большим интересом. И было почему. Советские солдаты очень не любили эсэсовцев. Уж Сухих-то, как особист, это отлично знал. Ему пришлось расследовать несколько дел, когда конвоиры не доводили до штаба ребят с двумя рунами «зиг» на петлицах. И фрицы хорошо знали о том, как относятся «русские иваны» к бойцам Ваффен-СС. Попадались среди пленных эсэсовских офицеров и те, кто хранил в кармане аккуратно завернутые в тряпочку армейские петлицы и погоны. На допросе они клялись и божились, что в СС их перевели по приказу, а вообще они простые солдаты[36]. А ведь этого взяли в камуфляжном костюме, под которым был ватник советского образца. И никаких документов. Так что он мог бы выдавать себя за кого угодно. Да и его признание в шведском происхождении… Согласно Гаагской конвенции, все бойцы многочисленных иностранных формирований СС подходили под категорию «наемники». То есть являлись уголовными преступниками, а не пленными. Вряд ли Нильсен об этом не знал.